Летом в столице в четвертый раз прошел ежегодный Московский венчурный форум, одна из секций которого традиционно была посвящена инвестициям в ИТ-проекты. Этот специфический бизнес сейчас представлен достаточно узким кругом специалистов, и все они, подводя итоги отчетного года, отметили ряд позитивных тенденций. Впрочем, как можно было понять из дискуссии, относительный рост рынка пока что происходит на фоне очень малых его абсолютных объемов — число крупных сделок измеряется в штуках. Да и множество системных и ментальных проблем еще только предстоит преодолеть.

Рассматривая отдельные сегменты рынка, эксперты сошлись в оценке обнадеживающей ситуации в сфере так называемого ангельского (частного) инвестирования — количество частных денег, вкладываемых в ИТ, явно растет. Правда, пока еще слишком мало адекватных организаций, объединяющих “ангелов” для участия в совместных проектах, да и образованность большинства инвесторов оставляет желать много лучшего. Если на Западе собственными деньгами обычно рискуют люди, которые хорошо разбираются в сфере деятельности спонсируемой компании и способны поддержать ее также своими знаниями, опытом и экспертизой, то в России сейчас речь идет в основном о людях, наживших свои капиталы в других отраслях.

Как можно было понять из выступления управляющего партнера фонда “Almaz CapitalPartners” Александра Галицкого, неправильный подход к “ангельскому” финансированию в нашей стране наблюдается и со стороны самих компаний. Многие из них сейчас заняты поисками богатого дяди, который сразу даст на проект 500—600 тыс. долл. Как уверяет г-н Галицкий, в мире никто так не работает. Даже миллиардеры редко рискуют суммами свыше 100 тыс., а состояния большинства потенциальных инвесторов существенно меньше. Главное правило “ангелов” — вкладываемая сумма должна быть такой, чтобы о ней можно было не жалеть (мысли о заработке лучше из головы выбросить). В России этот психологический барьер для изрядного количества состоятельных людей г-н Галицкий оценивает приблизительно на уровне 20 тыс. долл. Когда же речь заходит о 30—50 тыс., многие уже подсознательно начинают отождествлять их со вполне осязаемыми материальными эквивалентами (машинами, дорогими поездками и т. д.), а они, что называется, на дороге не валяются. И в стране сейчас очень много обиженных “ангелов”, заработавших в какой-то момент шальные деньги на “нефтянке” или госслужбе, которые вложили в проекты сразу по 300—500 тыс., потеряли их и на основании этого опыта навсегда разочаровались в венчурном (с повышенными рисками) финансировании.

Наилучшая стратегия по привлечению частного капитала для молодой компании, по мнению г-на Галицкого, должна заключаться в поисках некоего “ангела"-эксперта. Сам он может располагать весьма скромной суммой, но зато, являясь признанным авторитетом в отрасли, станет ориентиром для других “ангелов”, которые только под его имя готовы будут вложить в дело по 10—20 тыс. долл. Управлять проектом с двумя-тремя десятками инвесторов тяжело, но с этим придется смириться.

В другом сегменте рынка — фондовом посевном инвестировании (“довенчурное” финансирование проектов на ранней стадии) — участники обсуждения также отметили позитивные тенденции, а вот в отношении классических венчурных инвестиций мнения экспертов разошлись. Управляющий директор венчурных фондов Allianz Rosno Asset Management Максим Шеховцов считает, что число сделок за прошедший год явно увеличилось, денег в сегменте стало больше и многие его коллеги по цеху увеличивают свои фонды. При этом выросло как качество обращающихся за финансированием компаний, так и заключаемых с ними соглашений.

При этом г-н Шеховцов напомнил, что в конце мая на встречу с президентом страны приезжали 22 руководителя ведущих американских венчурных фондов. И хотя не все из них отзывались о России положительно, сам факт подобного визита уже многое значит.

А вот директор по стратегическому развитию корпорации Intel Юрий Французов утверждает, что, по его наблюдениям, число классических венчурных фондов, инвестирующих в ИТ и оперирующих прежде всего на стадии роста компаний, за последний год существенно уменьшилось. И хотя западные фонды действительно стали проявлять определенный интерес к России, примут ли они решение о возможности инвестирования — вопрос открытый.

Это мнение разделяет управляющий партнер Incubator.ru и соорганизатор движения “Начинай.com” Андрей Головин, который постоянно отслеживает количественную статистику на рынке и вынужден отметить, что венчурные инвестиции на фоне кризиса сократились в разы. По его мнению, восстановление этого сектора будет происходить наиболее медленно, одна из причин этого — определенная конкуренция между венчурными фондами и фондами прямых инвестиций. (Под прямыми понимаются инвестиции, позволяющие осуществлять вмешательство в саму деятельность компаний, в отличие от портфельных, когда инвестор участвует только в перераспределении прибыли.)

Эффект от государственной поддержки эксперты рынка оценили весьма сдержанно. Главная надежда венчурного сообщества — многострадальная Российская венчурная компания — пока не закрыла ни одной сделки. Правда, Максим Шеховцов указывает на то, что с момента старта этого частно-государственного “фонда фондов” прошло всего четыре года, в то время как подобные проекты дают отдачу через 5—10 лет. Соответственно потерпеть в ожидании эффекта, по его мнению, осталось совсем чуть-чуть.

Как стало понятно из дальнейшего обсуждения экспертов, абсолютная величина рассматриваемого ими рынка для каждого из них измеряется несколькими заключенными сделками в год. Например, по словам директора по инвестициям венчурного фонда ABRT Николая Митюшина, его фонд за год успевает рассмотреть порядка 500 заявок, присылаемых предпринимателями, и еще столько же потенциально интересных проектов находит самостоятельно. Из этой 1000 на выходе получается всего две-три сделки, так как остальные заявки не соответствуют намеренно завышенным амбициям фонда (проекты должны быть мирового уровня).

У большей части других фондов статистика примерно такая же. Многих подобный КПД, да и сам количественный результат приводит, мягко говоря, в недоумение, однако, по уверению Александра Галицкого, арифметика тут предельно проста. При качественной финансовой поддержке проекта венчурный капиталист экспертно участвует в нем непосредственно. В рамках цикла жизни фонда время поддержки составляет четыре-пять лет. При двух сделках в год одновременно приходится вести порядка восьми-десяти компаний, да еще и изучать перспективы новых сделок. Все это отнимает массу времени, и приходится отказываться от сделок, которые были бы осуществлены, располагай фонд большими человеческими ресурсами. Так что для фондов с малым числом управляющих партнеров (четыре-пять) две-три сделки в год — это как раз оптимум.

Рассуждая о том, какие технологии представляют сейчас в России наибольший интерес для финансовых вложений, Николай Митюшин выразил уверенность, что в области софта это проекты, связанные с виртуализацией и облачными вычислениями, а в области интернет-бизнеса — все что находится на стыке социальных вещей и электронной коммерции. (Ярчайший пример — приложения для таких социальных сетей, как Facebook, “Одноклассники”, “ВКонтакте” и пр.)

Впрочем, перспективность российских софтверных компаний, как оказалось, — вещь относительная. Например Microsoft активно развивает у нас в стране свою программу поддержки стартапов BizSpark, благодаря которой множество отечественных начинающих компаний смогли получить нефинансовую поддержку (ресурсы, экспертизу и пр.). Однако покупать какой-либо из этих проектов корпорация не спешит по причине их слабых перспектив на международном рынке. По заявлению менеджера по развитию технологического предпринимательства “Майкрософт Рус” Сергея Еремина, случаи, когда российские компании оказываются конкурентоспособными на мировой арене, крайне редки. В Microsoft постоянно обращаются предприниматели с предложением профинансировать еще один портал или социальную сеть, но практически все эти проекты с точки зрения корпорации истинным хайтеком не являются.

Как утверждает г-н Еремин, чтобы заставить его компанию раскошелиться, проект должен обладать, как минимум, тремя составляющими. Первое — содержать серьезные технологические инновации; обладать алгоритмом, который тяжело повторить и на воспроизведение которого нужно потратить очень большие ресурсы. (В Microsoft трудится более 40 тыс. разработчиков, и при желании они могут создать все что угодно, но тут возникает вопрос соответствия скорости разработки и качества конечного продукта — иногда выгоднее купить компанию, чем создавать продукт самим.) Второе — у проекта должны быть четко понятны бизнес-модель продвижения и целевой рынок, объемом обычно не менее 1 млрд. долл. (Microsoft не покупает технологию, Microsoft покупает бизнес.) Третье — полная “синхронность” с существующей продуктовой линейкой корпорации. (Исключения из этих правил случаются, но они крайне редки.)

По словам г-на Еремина, найти в России компанию, которая соответствовала бы всем трем критериям весьма сложно. Поэтому ему хочется надеяться на появление у нас в стране проектов мирового уровня, но в ближайшие несколько лет он таковых не ожидает.