Гражданско-правовой договор давно предполагает электронный формат и признается заключенным, если между сторонами достигнуто соглашение по всем существенным условиям договора и определена специфика использования электронных средств связи. Тем не менее, спорные вопросы использования каналов связи при заключении сделок, обмене юридически значимыми сообщениями по-прежнему оставляют достаточно пространства для их правового регулирования и поиска лучших практик.
В июне вступил в силу закон
Заключение электронного договора сегодня — исключение или сложившаяся практика?
«Возможность заключения договоров в электронной форме и раньше была предусмотрена законодательством, — комментирует ситуацию Михаил Баширов, управляющий партнер юридической фирмы „Баширов и партнеры“. — Безусловно, существовала и соответствующая практика — к ней можно отнести и заключаемые лицензионные договоры в электронной форме (т.н. click-wrap licenses), и электронный документооборот между компаниями, предусмотренный ими в договорном порядке и пр. Вместе с тем, общее положение ст. 434 не давало конкретики в правоприменении, что порождало, в частности, нежелание многих участников коммерческого оборота применять электронную форму ввиду возможных споров с налоговыми органами, сложности отстаивания своих прав в суде и т. п.»
Схожего мнения придерживаются и другие опрошенные нами эксперты. «В России практика заключения электронного договора между заказчиком и правообладателем ПО и/или БД существует достаточно давно (ст. 1286 ГК РФ). Но в отсутствие нормативного описания данная договорная схема зачастую ставилась под сомнение. В целом заключение электронного договора посредством обмена электронными документами — это скорее новелла для российского законодательства и для гражданских правоотношений, на практике такая модель применяется не часто», — утверждает Роман Лукьянов, управляющий партнер юридической компании Semenov&Pevzner.
Не самым радужным образом, но отнюдь и не пессимистично оценивает текущую практику применения электронных договоров Александр Бейдер, директор по развитию бизнеса (направление ECM) компании «ТерраЛинк»: «В промышленном режиме электронными договорами уже обмениваются, например, в телекоме. Энергетики также рассматривают переход на обмен договорами в электронной форме. ФНС не сидит на месте — пытается разработать отдельный формат (xml) для таких договоров. Но пока еще бизнес этот формат не воспринял, так как в нем не учтены отдельные отраслевые специфики, и вообще это не самая простая задача».
Что привнес вступивший в силу закон
По мнению Михаила Баширова, новая редакция пункта 2 статьи 434 ГК РФ лишь конкретизировала и уточнила существовавшую ранее форму заключения договоров, что позволит конкретизировать и правовое регулирование в этой области.
В том, что поправка нивелирует ранее существовавшие у компаний сомнения в отношении электронных договоров, уверен Роман Лукьянов: «Разница заключается в том, что ст. 1286 ГК РФ не предусматривала обмен электронными документами и предполагала особую форму договора присоединения. Сейчас модель с договором в форме электронного документа получила свое логическое развитие».
В свою очередь, Наталья Храмцовская, ведущий эксперт по управлению документацией компании ЭОС, прокомментировала нововведения следующим образом: «Говорить о какой-то революционной новелле не стоит, так как предыдущая формулировка пункта 2 ГК РФ, существовавшая в Кодексе с 1994 года, уже предусматривала возможность заключения договора в электронном виде. Теперь в Гражданском Кодексе перечисляются не виды связи, с помощью которых договора могут быть переданы контрагентам, а виды документов, посредством обмена которыми могут быть заключены договора, и в этом списке отдельно упомянуты электронные документы».
Электронные документы в судебной практике, использование ЭП
Следует отметить, что российские суды уже давно принимают электронную переписку в качестве доказательства, хотя и с оговорками. «Исключением являются случаи, когда одна из сторон оспаривает подлинность переписки, — уточняет Павел Катков, старший партнер юридической компании „Катков и партнёры“. — Но и тогда есть способы подтвердить подлинность переписки, например, посредством нотариального удостоверения или технической экспертизы. Так что, являясь новеллой „на бумаге“, данный институт много и часто применялся на деле».
По словам Натальи Храмцовской, «договора в электронном виде (в основном с использованием электронной почты) в нашей стране заключаются уже более 10 лет, и арбитражные суды весьма неплохо разбираются в вопросах, связанных с договорными отношениями такого рода». Вместе с тем, чтобы оценить влияние законодательных нововведений на правоприменительную практику, по ее мнению, должно пройти как минимум год-полтора, а точнее столько, сколько необходимо, «чтобы споры, подлежащие рассмотрению на основе законодательства в новой редакции, дошли до судов высших инстанций».
Говоря об использовании электронной подписи в направляемом документе, г-н Баширов отметил, что квалифицированная электронная подпись признается юридически значимой «по умолчанию», если иное не предусмотрено в законе и иных нормативных правовых актах. «Использование же неквалифицированной и простой подписей признается только при прямом указании на это либо в нормативно-правовых актах, либо в соглашении сторон, — продолжает он. — Соответственно, по общему правилу для применения таких подписей целесообразно заключить „бумажное“ соглашение об их признании».
Как уточняет г-н Лукьянов, закон не конкретизирует, какой вид электронной подписи может быть задействован при обмене документами. Используется широкая формулировка — «документ, позволяющий достоверно установить, что документ исходит от стороны по договору». «Однозначно к данной норме применимы электронные подписи, удостоверенные сертификатом ключа проверки, — констатирует он. — Простая электронная подпись также может применяться, но, в случае спора может быть поставлена под сомнение (например, если исходящий электронный документ подписан лицом, установить достоверно которое не представляется возможным). В случае если по договору, заключенному путем обмена электронными документами, возник спор и одна из сторон оспаривает электронную подпись (ставит под сомнение достоверность его подписания стороной), можно пытаться установить отправителя электронного документа посредством IP-адреса, через предшествующую переписку и так далее — вариантов может быть масса. В любом случае, применение простой электронной подписи к данной форме договора — это вопрос, который должен получить свое толкование в судебной практике».
Достоверный канал связи
«Новая редакция статьи 434 устанавливает, что является электронным документом, передаваемым по каналам связи. Но при этом закон не дает разъяснения, что является надлежащим подтверждением того, что документ исходит от стороны по договору; не дает его и судебная практика по новой редакции статьи, которая пока еще не сформирована, — отмечает г-н Баширов. — Вместе с тем я полагаю, что до формирования такой практики можно отчасти ориентироваться на позицию Верховного суда РФ, отраженной в Постановлении Пленума от 23.06.2015 № 25, которая касается смежной сферы — юридически значимых сообщений. Так, Верховный суд разъяснил, что достоверно установить, от кого исходило сообщение и кому оно адресовано, можно, например, в случае размещения на сайте хозяйственного общества в сети „Интернет“ информации для участников этого общества; в форме размещения на специальном стенде информации об общем собрании собственников помещений в многоквартирном доме и т. п.».
В этой связи он также привел в пример международную практику договоров международной купли-продажи товаров, отметив подходы, которые позволяют презюмировать, что сообщение или документ исходит от надлежащего лица: «Например, если сообщение/документ направлены с адреса корпоративной почты должностного лица компании, презюмируется, что данное должностное лицо контролирует доступ к своей электронной почте. Соответственно, полученные с нее сообщения и документы признаются исходящими от этого лица. Надеюсь, что подобная практика будет вскоре выработана и в нашей национальной правовой системе».
По мнению Павла Каткова, конкретное определение канала связи — вопрос подзаконного акта. «Например, Минкомсвязи могло бы подготовить соответствующее разъяснение по данному вопросу. Второй вариант — суд. При наличии спора на данную тему суд может определить, являлся ли канал надлежащим».
«Законодатель поступил абсолютно верно, оставив этот вопрос на усмотрение сторон, — считает г-н Бейдер, — Для кого-то таким каналом может быть только канал сертифицированного оператора ЭДО, а для кого-то сойдет и передача через Dropbox. Понятно, что указанная либерализация использования каналов передачи документов может огорчить операторов ЭДО, которые вложили огромное количество средств в развитие отечественного рынка юридически значимого документооборота. С другой стороны, он создает конкурентную среду, поскольку открывает возможности для работы таких новых технологий».
Понятие электронного документа
Безусловно, уточнение законодательной нормы должно пойти на пользу практике коммерческого документооборота. Вместе с тем, по словам г-на Баширова, ряд вопросов остался за рамками прямого регулирования: «Это и неоднозначность в отношении применимости новой нормы к публичным офертам, и вопрос толкования категории достоверного установления, что документ исходит от стороны по договору, и ряд иных вопросов. Надеюсь, что ответы на данные вопросы будут в ближайшее время выработаны практикой правоприменения», — полагает г-н Баширов.
«Определение стало неточным, поскольку, говоря слово „электронный“, мы одновременно подразумеваем и „цифровой“ характер информации. Как следствие, введенное в ГК РФ определение охватывает, в том числе, все подготовленные и распечатанные на компьютере документы, аналоговые звукозаписи на магнитных лентах, бумажные факсы, фотографии, телеграммы, обычную фотоплёнку, но может не включать штрих-коды, перфокарты и перфоленты, — указывает Наталья Храмцовская. — Будет любопытно посмотреть, проявится ли в судебной практике этот серьёзный дефект, и если проявится, то как».
