Сегодня цифровые технологии настойчиво врываются в жизнь, проникая во все ее поры: в сферу труда и досуга, образования и государственного управления, науки и культуры. Это происходит у нас на глазах, однако глубина и масштаб того, что принято называть цифровой трансформацией, еще не осознаны в полной мере.
Последние
Наступит ли отрезвление прежде, чем люди по серьезному столкнутся с темной стороной цифровой трансформации? Будет ли соблазн открывшихся перспектив сбалансирован пониманием подстерегающих угроз? Как скоро возобладает мудрое, взвешенное отношение к цифровизации? Когда, наконец, профессионалы ИТ-индустрии начнут испытывать не только законную гордость за творимый ими прогресс, но и ответственность за возможные последствия инноваций? Думается, лучшее лекарство от непоправимых ошибок — это максимальное вовлечение производителей и потребителей ИТ в дискуссии и размышления о возможных сценариях развития цифровых технологий.
Поразмышляем же и подискутируем об одной из угроз, которую таят себе плоды «виртуального воспитания».
Лет сорок-пятьдесят назад педагоги и психологи много спорили о роли семьи, школы и улицы в воспитании детей и подростков. Каждый из оппонентов настаивал на своем варианте пропорций вклада этих факторов в формирование молодого поколения. Но с начала
Во-первых, либерализация общественного сознания быстрее всего проникла в юные умы, и чуть ли не каждый родитель и педагог мог в то время заявить: "Не то пошло нынче поколение: старших не слушаются и ни во что не ставят! Мы такими в их годы не были.«[1] Всем было ясно: влияние семьи и школы на формирование молодого поколения ослабло, и баланс резко сместился в пользу улицы.
Во-вторых, изменения в обществе привели к ослаблению ценности воспитания собственных детей. Если говорить об обедневшем большинстве, то в условиях, когда нужно выживать, уделять много времени и сил детям стало непозволительной роскошью. Нечто похожее произошло и с теми, чей уровень жизни повысился, иногда даже на порядки. Здесь свою роль сыграла присущая обществу потребления пропаганда роскоши, продвигаемая через «селебрити» и шоу-звезд. Никогда прежде не было на экранах ТВ и журнальных страницах такого обилия драгоценностей, фантастических интерьеров и помпезной недвижимости. В результате богатство имело те же последствия, что и бедность: детьми заниматься некогда, деньги нужно зарабатывать. Добавим к этому тяжелую участь российских бизнесменов и предпринимателей. Настоящих предпринимателей — тех, кто начинал не с «приватизированной» собственности, а с разбитого корыта. Жизнь бизнесменов в российских условиях была и остается экстремально тяжелой, и проблемы воспитания детей то и дело уступают место проблемам выживания. Только выживания уже не своей семьи, а своего бизнеса.
Пока подрастающее поколение все больше формировалось улицей и все меньше — традиционными институтами воспитания, на общество накатила новая волна изменений. Сама улица виртуализировалась, расширилась, обрела дополненную реальность и даже в значительной мере «перетекла» в Интернет.
Родители увидели в электронных и компьютерных игрушках удобный способ занять детей, освободив себе время для «взрослых» занятий. Разработчики компьютерных игр проявили себя гениями вовлечения детской психики в виртуальные миры. В более старшем возрасте львиную долю времени подростков стало поглощать общение в соцсетях. Исследования психологов показывают: по всему миру год от года увеличивается время, которое дети проводят за компьютером. И, что не менее тревожно, — понижается возраст, в котором дети впервые припадают к киберреальности как источнику опыта и развлечений[2].
Сегодня Интернет воспитывает и перевоспитывает не только детей: в соцсети уже устремились бабушки и дедушки. А по мере того, как в онлайн «переезжает» бизнес, на просторах паутины все более густо, искусно и профессионально расставляются рекламные приманки, незримо управляющие якобы «свободным» серфингом пользователя.
Обобщающий вывод: на пороге 21 века Интернет становится значимой, а то и основной средой и источником формирования подрастающего человека. Каковы особенности этой среды? Чем она отличается от «физической» среды, окружающей ребенка и подростка доцифровой эпохи?
Одна из наиболее значимых особенностей виртуальности состоит в следующем. Эта среда устроена так, что провоцирует человека «делегировать» ей свои высшие психические функции — память, внимание, волю и мышление. Самостоятельная, бесконтрольная жизнь ребенка в онлайне никак не содействует их развитию. В Интернете подавляющее большинство детей растрачивают бесценное для формирования их сознания и личности время — время той пластичности психики, которая не повторяется в более позднем возрасте.
Что происходит, например, с вниманием и волей (произвольностью)? Пребывание и приключения ребенка в сети сами по себе, без специально организованных педагогических ситуаций, не предполагает длительное сосредоточение на чем-либо. До достижения определенного возраста ребенок не в состоянии сам ставить перед собой трудные задачи и стремиться к отдаленным целям. По большей части эти способности привносятся в детскую психику либо из совместной деятельности ребенка и занимающегося его развитием взрослого, либо из вытесненной Интернетом детской игровой культуры[3]. По сравнению с «классическим» путем развития у детей резко сокращается временной горизонт будущего. В устремлениях к чему-то отдаленному во времени нужды нет, поскольку отсутствует систематическая постановка таких задач. Пока ребенок один на один с Интернетом, ничто не требует от него произвольной концентрации и значительных волевых усилий. Вместо этого — в каждый момент времени он оказывается в виртуальной ситуации, насыщенной яркими, интенсивными, непроизвольно захватывающими внимание стимулами Стимулы текущего момента ослепляют, заслоняют будущее, требует мгновенной и не зависящей от широкого контекста реакции. Ярко и убедительно эту особенность виртуального мира описывает в своих философских работах А.В. Соловьев: «Нас осаждают и ослепляют противоречивыми фрагментами образного ряда, разорванными и лишенными смысла „клипами“, мгновенными кадрами. В этой новой культуре человек получает короткие вспышки информации в виде рекламы, рецензий, обрывков новостей, которые не укладываются в прежние ментальные ячейки. Д. Иванов, автор модной книги „Глэм-капитализм“ указывает, что мы живем в „интенсивном настоящем“, в потоке моментов, ситуаций и событий, когда открываются какие-то перспективы, но люди не успевают эти перспективы реализовывать — ситуация изменяется и возникают новые перспективы». Буквально «есть только миг, за него и держись». В сетевых мирах, будь то компьютерная игра, прогулка по сайтам или визит в соцсеть, ребенок сам становится послушной марионеткой "стимульного поля«[4]. Процесс произвольного овладения собственным вниманием и действием тормозится. Нет управления вниманием в логике достижения отдаленных целей — нет и произвольности, нет воли. Теперь вниманием управляет броские, кричащие, цепляющие глаз и профессионально созданные кем-то экранные стимулы.
Чего можно ожидать от созревающей в таких условиях психики? Очевидно, сокращения обращенной в будущее перспективы, отсутствия долгосрочных планов и целей, зависимости поведения от сиюминутных стимулов и хотений. Хочу быстро! Хочу сразу! Хочу без усилий! Не здесь ли берет свое начало и бич детей дошкольного и младшего школьного возраста — синдром гиперактивности и дефицита внимания? Не выплеск ли это здоровой энергии, которая, не канализируясь в упорядоченную и устремленную в будущее деятельность, фонтанирует в хаотичной, то и дело меняющей свой вектор, активности?
О том, что происходит с памятью, сегодня говорят и знают все. Человек все меньше напрягает свою собственную память: теперь за него это делают «Яндекс» и Google. Как отражается отсутствие тренировки памяти на развитии человеческой личности? Подобно тому, как растренированность воли и внимания ведет к их дистрофии и мешает овладеть будущим, растренированность памяти обедняет и укорачивает прошлое человека, выхолащивает сознаваемую им собственную личную историю.
Отсюда — достаточно правдоподобный вывод: результатом делегирования Интернету памяти и воли является утрата связности существования человека во времени. Целостность его внутренней биографии в единстве прошлого, настоящего и будущего дробится, распадается на эпизоды и фрагменты.
Есть еще одно важное обстоятельство. В онлайн-среде самой по себе нет достаточных условий и для развития мышления — основы человеческого сознания и всех его психических функций: внимания, памяти, понимания. Для единства самосознания человека недоразвитие мышления даже более разрушительно, чем слабость целеполагания и памяти. Подобно дирижеру мышление собирает и организует психические функции в единые ансамбли, необходимые для преодоления тех или других трудностей жизни. Оно же является механизмом, который обеспечивает единство жизненного мира, провязывая сетью абстрактных отношений мозаику воспоминаний и событий, желаний и переживаний — всего того, что без работы мысли дано нам фрагментарно и изолированно. Работа мысли — основа целостной картины мира и целостности самосознания. Именно потому, что мышление очеловечивает психику и делает нас людьми, человек как вид и носит название Homo sapiens.
Но в виртуальном мире живется легче, чем в реальном, и мысль там не столь востребована. Вовремя нажал клавишу — победил врага. Есть «Яндекс» — можно не ломать голову над задачей, а найти готовое решение. Постепенно эта стилистика переносится и в онлайн-среду: все для комфорт человека, и не дай бог он перегрузит голову. Система образования также двинулась по пути упрощения: прагматика частных методов и алгоритмов вытесняет стремление осмыслить сложный объект и мир в целом. Интернет запустил волну информационного цунами, и теперь информации становится все больше, а времени переварить и осмыслить ее — все меньше. Мы не успеваем соотнести одно, другое, третье — и собрать их во что-то единое. Нас все хуже учат этому. Системность мышления и миропонимания становится все более дефицитной способностью.
И мы снова приходим к выводу: следствие стихийного, педагогически не поддержанного интернет-воспитания и интернет-созревания — это фрагментация жизненного мира человека, фрагментация данной ему его собственной личной истории и фрагментация окружающей его действительности.
Последняя страница в истории делегирования машине человеческой мысли — так называемый искусственный интеллект. Дело обстоит не совсем так, будто машина «думает» вместо человека. Строго говоря, машина не думает. Но все шире применяется на практике машинный поиск в массивах данных неочевидных зависимостей. Практическая польза от этого несомненна, и пользователь все больше привыкает довольствоваться найденными зависимостями, не пытаясь докопаться до их сути, до причин, заложенных в самом устройстве объектов и явлений. Нашли — извлекли пользу — поехали дальше. По мере распространения машинного интеллекта нас все меньше интересуют содержательные гипотезы и «физический смысл» того, что раскопала машина. Мир как бы переживает отказ от древнего, с античных времен сложившегося идеала научного поиска: рационально понять и объяснить мир в единстве всех его проявлений.
Анализируя некоторые из черт интернет-среды, мы можем начать прорисовывать портрет человека цифрового будущего. В конце предложенного читателю рассуждения перед нами — существо, живущее моментами и фрагментами. Оно утратило способность понимать мир в его единстве. Да и потребность такую утратило. Это существо постоянно прыгает из эпизода в эпизод и меняется так быстро, что почти не помнит и не понимает самое себя. Конечно, выводимые образы цифровых мутантов будущего всецело зависят от того, что мы считаем важным в настоящем, какие тренды и сценарии ставим во главу угла. А само будущее — зависит от того, какие из них мы поддерживаем, а каким противодействуем, какого будущего для своих правнуков и внуков хотим, а какого не хотим.
[1] Прошли годы, страсти поутихли, но новый тип отношений «детей» к «отцам» сохраняется. Это подтвердило, в частности, прошлогоднее нашумевшее социологическое исследование Сбербанка.
[2] См., в частности, исследования Г.В. Солдатово.
[3] См. работы классика мировой и советской психологии Л.С. Выготского и его школы.
[4] О противоположности «полевого» и «волевого» поведения см. в работах К. Левина, также классика мировой психологии ХХ века.
