Практичный руководитель, задумывающийся о юридической стороне использования свободного ПО на своем предприятии, чаще всего обеспокоен двумя вопросами: не возникнут ли у него из-за этого проблемы с законом, а если возникнут, то какого свойства и насколько серьезные. Увы, нельзя утверждать, что такие опасения не имеют под собой никакой почвы. Вскоре после вступления в силу новой редакции 4-й части ГК РФ на нескольких сетевых форумах появились сообщения, в которых их авторы писали о том, что закон теперь несовместим со свободными лицензиями. Правда, буквально сразу они были довольно убедительно опровергнуты, но осадок, как говорится, остался.
Усложняет ситуацию тот факт, что по ряду причин в России почти нет юристов, специализирующихся на свободных лицензиях. Поэтому даже получение грамотной консультации порой превращается в серьезную проблему.
Впрочем, вернемся к практическим вопросам. Прежде всего, о юридической силе GPL в России. На этот счет от закона требуется очень немногое, и это немногое в российском законодательстве, несомненно есть. То есть, автор GPL-софта может преследовать по суду контрафактора.
Однако, как правило, людей интересует несколько иные вещи. Один из наиболее авторитетных в российском Linux-сообществе экспертов по данной тематике сотрудник Института земной коры Сибирского отделения РАН Федор Зуев считает: “У многих существует такое смутное представление, что GPL как-то облегчает преследование контрафакторов по сравнению с “нулевым вариантом” — выкладыванием ПО на сайт безо всяких комментариев вообще. Или же что объявление программы как распространяемой на условиях GPL обяжет кого-то еще заниматься преследованием контрафакторов (сбором доказательств, подачей иска, уплатой судебной пошлины и т. д.) за автора. Например, FSF (Фонд свободного ПО) или милицию. Так вот — это совершенно ложное представление. Вытекающее из непонимания как копирайта вообще, так и назначения GPL в частности. GPL нужна не для того чтобы укрепить позиции первоначального автора — копирайт и без того делает их неумеренно крепкими, а в том чтобы гарантировать пользователю защиту от произвольного преследования со стороны автора. И сделать таким образом возможным их сотрудничество не из нежной личной дружбы, а на прочном юридическом основании”.
Стало быть, если и говорить о юридической силе GPL, то не с позиций автора, который может преследовать нарушителя его прав, а с точки зрения добросовестного пользователя, соблюдающего требования лицензии и защищенного от автора, если последний вдруг решит подать на потребителя в суд. Что же касается непосредственно авторского права, то его позиции в России чрезвычайно крепки.
В частности, согласно ст. 1241 исключительное право может отчуждаться “при наложении взыскания на имущество правообладателя”. Проще говоря, его могут отобрать за долги. Однако, ст. 1284 гласит, что это взыскание не может быть наложено на исключительное авторское право, принадлежащее непосредственно автору.
Отсюда, кстати, следует несколько неочевидный практический вывод. Разрабатывающим прикладные программы компаниям целесообразно изменить трудовые договора с сотрудниками таким образом, чтобы исключительное авторское право оставалось у авторов, а фирма обладала бы лишь широкой лицензией. В результате станет совершенно бессмысленным софтверное рейдерство, возможности появления которого Федор Зуев не исключает.
Впрочем, вернемся к защите прав пользователей — их все-таки больше, чем разработчиков. Федор Зуев отмечает: “В российском гражданском праве есть все необходимое, чтобы GPL рассматривалась как законный договор, заключенный автором с пользователем и налагающий обязательства на автора. Есть некоторые мелкие шероховатости и неясности, но они касаются специфических обстоятельств и по большей части разрешимы”.
Разумеется, в наших законах есть некоторые места, требующие дополнительных толкований. В частности, у нас довольно сложные и обременительные правила оформления представительства одного лица другим. В GPL же лицо, передающее кому-либо копию программы, выступает в качестве представителя всех ее авторов. Тем не менее г-н Зуев указывает на то, что есть специальное исключение для “лиц, уполномоченных вступать в переговоры относительно возможных в будущем сделок”, что как раз относится к ситуации использования GPL.
Однако буква закона и его практическое применение — не всегда равноценные понятия. Некоторое время назад Уголовно-процессуальный кодекс изменили таким образом, что ст. 146 о нарушении авторских прав перешла из класса статей частно-публичного обвинения, дела по которым возбуждаются на основании заявления потерпевшего, в класс статей публичного обвинения, дела по которым возбуждаются правоохранительными органами по своему усмотрению. Таким образом, чиновники получили возможность проверять правомерность использования ПО, так сказать, по собственной инициативе. В результате пользователю придется доказывать законность своих действий не авторам или иным правообладателям, а людям, мягко говоря, совершенно посторонним и зачастую не вполне компетентным в данных вопросах. В частности, Федор Зуев обращает внимание на абсолютную незаконность так называемых экспертиз на контрафактность, ведь согласно ГК РФ достаточно только предъявления документов для закрытия всех возможных вопросов.
Разумеется, эта проблема носит общий характер и относится ко всей отрасли. Причем именно свободного ПО она касается в наименьшей степени. На практике имеется только “дело Валентина Киселева”, привлеченного к уголовной ответственности за создание открытого игрового сервера Ragnarok Online. И больше ничего. Вероятнее всего, никакой реальной опасности для GPL тут нет.
Тем более сиюминутной. Федор Зуев утверждает: “Не следует забывать, что от появления GPL до первого затрагивающего ее судебного спора прошло больше десятилетия — при том что за это время с ней сталкивались миллионы людей и тысячи фирм. А прямой проверки ее основной функциональности в суде не случилось до сих пор”.
Также не имеют под собой оснований страхи, вызванные принятием новой редакции 4-й части ГК. Федор Зуев утверждает, что она даже убирает некоторые ранее существовавшие второстепенные шероховатости: “4-я часть ГК очень сильно ударяет по авторам, отнимая у них права в пользу копирайт-картелей. В меньшей степени, но все же значительно, она ударяет по пользователям — опять-таки в пользу копирайт-картелей. Свободные лицензии изначально рассчитываются на очень тяжелые юридические условия и, как бы сказать, все свое носят с собой, все существенные отношения в них проговариваются явно, не полагаясь на решение вопроса законом”.
Тем не менее важно обратить внимание на то, что помимо закона следует обращать внимание на реальные условия защиты своих прав. А вот тут в России дела обстоят из рук вон плохо. К сожалению, защитой прав пользователей и создателей свободного ПО у нас в стране по сути некому заниматься.
Действительно, свободное ПО — это общественное достояние. И помогать его пользователям и разработчикам решать возможные проблемы, в том числе и юридического характера, должны общественные организации, финансируемые компаниями. То есть широкое распространение открытых решений требует зрелого гражданского общества. Или, на худой конец, существования специального государственного органа, который функционирует на средства налогоплательщиков и следит за тем, чтобы соблюдались некие правила игры.
Увы, у нас в стране пока нет ни первого, ни второго. И неизвестно, что появится раньше — корпорации осознают свою социальную ответственность и начнут создавать структуры гражданского общества или государство возьмет и это в свои руки, рискуя в очередной раз вызвать недовольство либеральной части социума, хотя берется за решение проблемы только потому, что никто другой этого не делает.
Поэтому возможность масштабного перехода российских пользователей на СПО — не есть юридическая проблема. С этим согласен и Федор Зуев. Он говорит: “Это вопрос целиком относится к социальной сфере. В процессе перехода широких масс к свободному софту будут вероятно возникать проблемы юридического свойства, но чего именно они будут касаться и как именно будут решаться — имею только самые туманные предположения. И вряд ли это коснется напрямую лицензий или ГК. Я бы предположил, что начнутся серьезные разборки с мутными и ныне малозаметными административными законами и подзаконными актами типа правил госзакупок, лицензирования связи или технического регулирования. Но в отличие от копирайта, тут нет такого количества внешних ограничений и обязательств, эти законы могут быть изменены в любой момент и любым образом, как только у законодателя возникнет такое желание. И они фактически постоянно меняются. А вот в чью пользу будут изменяться (или сохраняться) законы — это уже вопрос совсем не юридический”.
Таким образом, в настоящее время нет причин ни для особого оптимизма, ни для крайнего пессимизма. Российские законы вполне благожелательно относятся к свободному ПО. И разработчики, и пользователи защищены достаточно для того, чтобы спокойно продолжать делать то, что они делают.
А вот возможная практика применения закона вызывает определенные опасения. Вполне возможно, что в России нет громких судебных процессов, в которых так или иначе фигурирует СПО, только потому, что сегодня программы, распространяемые по лицензии GPL, не слишком распространены. Вовсе не факт, что так будет всегда.
Тогда свободному сообществу потребуются адвокаты, общественные организации и компании, готовые их финансировать. Пока предпосылок к их появлению не наблюдается.
